Комедия. Маленькие еврейские комедии.

НЕГРАМ ПОВЕЗЛО БОЛЬШЕВ разгар борьбы с «космополитизмом» Поль Робсон привез в Москву свой концерт, в который включил английские, негритянские и еврейские песни. В соответствующих органах ему сказали, что еврейских песен петь не стоит, так как евреев у нас мало.- А негров много? — поинтересовался Робсон.В ПОИСКАХ КРАСОККогда великий еврейский художник Марк Шагал посетил Москву, его приняла тогдашний министр культуры Екатерина Фурцева. Она спросила его:- Марк Захарович, почему вы эмигрировали?Он ответил: — Я эмигрировал потому, что искал краски. Мне нужны были краски, и я не смог их найти на родине…- Странно, — заметила Фурцева, — для советских художников это не проблема.- Да, — сказал Шагал, — но они обходятся одной красной краской.КОСМОС И КОСМЕТИКАЛиза Мейтнер, первая в Германии женщина-физик, смогла получить ученую степень в начале 20-х годов. Название ее диссертации «Проблемы космической физики» какому-то журналисту показалось немыслимым, и в газете было напечатано «Проблемы косметической физики».Рассказывает Юрий ЛевитанЯ это или нет?Случилось это в 1952 году, еще при Сталине. Хоть он и был отъявленныйантисемит, но голос мой по радио ему импонировал. Говорят, еще до войны, он сказал на Политбюро: «Я думаю, что все важные сабития должэн гаварить по радио товарищ Левитан».Я читал в Отечественную войну все сообщения Совинформбюро и в «Последнем часе», перечислял, когда и из скольких орудий будет салют. Радио начинало говорить в шесть утра. Когда было важное правительственное сообщение, мне с вечера звонили в мою коммунальную квартиру и сообщали, что в полпятого утра за мной заедет машина. Если трубку брал мой сосед-алкаш, он кричал мне:»Борисыч, тебя с радива. Пойдешь ротом деньги зарабатывать».И вот, звонят мне с вечера — завтра читать что-то важное. А выступали тогда только в прямом эфире, записей еще не существовало, да и документ давали в последний момент. А часов в двенадцать — у меня сердечный приступ. Вызвали «скорую». Врач: «Немедленно в больницу».Я говорю: «Да вы что? Мнеправительственное сообщение в шесть утра читать». Врач: «Какие там шесть утра. Дай вам Бог вообще оклематься».Я потерял сознание. Очнулся в больнице. В голове страшные мысли: что будет, если я утромне выйду в эфир. Это же смерть без всякого инфаркта. Проносится такая картина: товарищ Сталин в шесть утравключает радио и слышит, что читает не еврей Левитан, а кто-то другой. Вызывает Берию:- Лаврентий, а пачему не Левитан гаварит по радио?- Он заболел, товарищ Сталин.- Нам не нужны бальные дикторы. У нас нэт нэзаменимых людей.- Понял, товарищ Сталин. Примем меры.И вот я уже на нарах.Вскоре приехали в больницу первый зам. Председателя Всесоюзного радио и главный редактор «Последних известий». Стали умолять врачей, чтобы отпустили меня хоть на один час. Те отвечают: «Берите, но мы гарантируем, что живым вы его не довезете. Он не транспортабелен».И вот — шесть утра. Позывные Москвы. Естественно, я не сплю. Сердце сжалось еще больней. Что-то cейчас будет. И вдруг… я слышу свой собственный голос, читающий новое Постановление ЦК. Сомнений нет — это я. Все мое. Итембр, и интонации, и паузы, и даже вдох мой. Показалось, что я схожу с ума. Или уже сошел. На худой конец — слуховые галлюцинации. Что же произошло? Ночью на радио объявили аврал. Начальники знали, что и они тоже будут ходить в виноватых.По телефону вызвали всех работников. Вопрос один — что делать? И тут кто-то вспомнил, что на одном актерском сборище щупленький еврей, недавний выпускник ГИТИСа, делал пародии на Бориса Андреева, Петра Алейникова,Василия Меркурьева и других, в том числе и на меня. Один в один. Но ни имени его, ни где живет — никто не знает. Есть только описание внешности. Тотчас разбудили директора ГИТИСа. Он уже будил, кого ему надо. Вычислили.В общем, часа в четыре домой к молодому актеру заявились два чекиста, разбудили — парень, конечно, страшно перепугался — его в машину и на радио. Дали текст, заперли на ключ в дикторской, чтобы он текст освоил. Минутчерез сорок он попросил послушать, как он читает. Повели в студию, и он через микрофон прочитал все Постановление. Слушавшие минуту молчали, потом зааплодировали. У женщин выступили слезы. Спас всех.Это был в дальнейшем известный артист эстрады, непревзойденный мастер пародий Геннадий Дудник. Позднее мы с моим дублером познакомились, и я подарил ему золотую печатку с надписью: «За спасение диктора».Рассказывает Марк РозовскийСамую популярную фразу Жириновского первым придумал я Сейчас очень популярны слова Жириновского: мама — русская, папа -юрист. А ведь я задолго до него произнес подобную фразу. Во мне три крови. Папа — еврей. Мама — полу-русская-полугречанка. Родиться меня угораздило в незабываемом 1937 году. Паспорт я получал в не менее памятном 1953 году. Папа в это время мотал в ГУЛАГе 18- летний срок. Когда встал вопрос, кем меня записывать в паспорте, мама сказала:»Только не евреем. Сам видишь, что делается.Будешь греком». Так и записали. Один мой товарищ сказал, что я проделал путь из евреев в греки.По окончании журфака я поступал на работу на радио. Начальник отдела кадров полистал мои документы, посмотрел внимательно на меня и спросил:- А почему это вы грек?- Мать — гречанка, — говорю.- А отец?И тут я совершенно непроизвольно говорю: инженер. Об этой фразе знали многие мои друзья. Жванецкий с моего разрешения вставил эту фразу в миниатюру Райкина «Автобиография». Райкин так и говорил: «Мама у меня гречанка, папа — инженер». И зал хохотал. Потом Войнович использовал эти слова в своем романе «2042». Так что Владимир Вольфович тут плагиатор.А недоразумения с моим «пятым пунктом» продолжались. Поступаю на Высшие сценарные курсы. В первый же день вызывает меня к себе директор курсов, бывший кегебешник, нынеписатель.- Что это вы написали в своей анкете? Какой вы грек! Думаете, мы не знаем?Я молча достаю паспорт и показываю. Он чуть со стула не упал.- Извините, — говорю, — жизнь заставила быть греком. Рассказывает Александр ШирвиндтBам можно не уезжатьПервый раз в Израиль мы с Державиным летели из Риги с посадкой в Симферополе. Прямых рейсов из Москвы еще не было. Попутчиком оказался израильтянин. Насмотревшись на пустые полки тогдашних наших магазинов, он говорил мне: как вы тут живете? Уезжайте в Израиль.В Симферополе из самолета не выпускали, так как таможню мы прошли в Риге, тогда еще советской. А нам с Мишей захотелось коньячка. Мы попросили разрешения постоять на верхнем трапе, подышать воздухом. Пограничники нас узнали. Мы попросили достать бутылку коньяка. Кто-то куда-то сбегал и принес.Наблюдавший эту сцену израильтянин сказал мне: «Ну, вам пока можно не уезжать». Рассказывает Бен БенциановКонцерт с русским акцентомБыло это в 70-е годы. В Колонном зале Дома Союзов в Москве проходило какое-то важное совещание директоров промышленных предприятий. Как объяснили нам, артистам, в зале «командиры производства». Потом шел концерт. Вел его прекрасный конферансье Олег Милявский. Концерт начинался с блока «русских номеров». Милявский объявляет: выступает оркестр русских народных инструментов имени Осипова. Исполняется «Русская сюита». Следующий номер: «Русский танец». Затем — русская народная песня «Есть на Волге утес». Потом конферансье объявляет:»Чайковский «Анданте кон-табеле», исполняет Леонид Коган».И тут какой-то «командир производства», сидевший перед самой сценой и, видимо, уже «принявши» немного, громко спросил: — Тоже русский? Милявский слегка растерялся и сказал:»Советский».На этом 1-е отделение закончилось. Начиная 2-е отделение, Милявский объявляет: «Лауреаты Всесоюзного конкурса артистов эстрады Александр Лившиц и Александр Авенбук» и, обратившись к тому самому «командиру производства», спрашивает: «У вас, товарищ, ко мне вопросы будут?»Рассказывает Роман КарцевТак он не иностранецПриехал я в свой родной город Одессу на «Юморину». Жил в гостинице «Красная», это лучшая гостиница города. В отдельном люксе. Каждый день мне меняли полотенца, и я от души радовался за наш высокий сервис. Прохожу как-то мимо дежурной по этажу, рядом с ней стоит горничная. Дежурная здоровается со мной, а когда я прошел, говорит горничной: это наш земляк — артист Роман Карцев.- Какой артист?- Ну тот, что раки: маленькие по три, большие — по пять.Слышу, горничная ей говорит:- Что же я ему каждый день полотенца меняю? Я же думала, что это иностранец.Это пока еще ОдессаЗвоню из Москвы в Одессу:- Алло! Это Одесса?- Пока еще да, — отвечают из трубки.Рассказывает Иосиф ПрутСообразили на семерыхКак-то мы, семь писателей, среди которых был Михаил Светлов, написали в Союз писателей письмо с некоторыми предложениями о работе Союза. Но нашлась другая группа писателей, которая выступила против наших предложений. Светлов заметил: «Мы отправили письмо семи, а получили ответ антисеми…»Главное в фильме — названиеКинооператор Соломон Коган ездил из Одессы с китобойной флотилией «Слава». Фильм понравился начальству, предложили его назвать «Советские китобои». Когда мы с Коганом остались одни, он недовольно сказал:- Ну кто пойдет смотреть фильм с таким названием?- У меня есть другое название,- сказал я, — но его едва ли утвердят.- Какое? — заинтересованно спросил Коган.- Бей китов, спасай Россию! Рассказывает Аркадий ХайтКак родился анекдот про БрежневаВ 1976 году страна отмечала всенародное событие — 70-летие Леонида Ильича Брежнева. Геннадий Хазанов был среди приглашенных артистов для выступления на юбилейном банкете с монологом учащегося кулинарного техникума. Брежнев обожал эти монологи. По мере приближения этого события, Гена очень волновался. — Знаешь, — сказал он мне,- как-то неудобно получается. Встаю и ни с того, ни с сего начинаю барабанить этот монолог. Может, надо пару слов от себя, поздравить? Я отвечаю: у них там протокол, отсебятина запрещена. Ну — пару слов, наверно, можно. — Хорошо, — говорю. — Вот тебе поздравление. Встаешь и начинаешь: «Дорогой Леонид Ильич, Вам сегодня исполнилось 70 лет. Вы нацелых 11 лет старше советской власти, а выглядите гораздо лучше, чем она». Гена рассмеялся и больше ко мне не приставал. Через несколько дней в ЦДРИ мне шепотом рассказали это как новый анекдот про Брежнева.Рассказывает Григорий Горин Это даже при царе не допускалось!Мы с Аркановым принесли на радио для юмористической передачи «С добрым утром!» свою первую юмореску. Было это в те годы, когда на ТВ не очень жаловали еврейские фамилии и физиономии тоже. Редактор прочитал и одобрил. Но больше всего он смеялся над нашими подписями под юмореской: Аркадий Штейнбок и Григорий Офштейн. Отсмеявшись, он сказал:»Ребята, такого даже при царе не разрешали. Придумайте себе псевдонимы». Так мы стали Аркановым и Гориным. А потом Владимир Войнович дал шуточную расшифровку моей новой фамилии: (ГОРИН) Гриша Офштейн Решил Изменить Национальность.